Как вы думаете, что делают авроры после работы? Да-да, особенно сейчас, после этих бесконечных списков пропавших волшебников, нападений на магглов, взрывов и необходимости изменять память случайным свидетелям ужасных, омерзительных и кровавых убийств? После жестокости Пожирателей Смерти, у которых, казалось, уже не было даже ни целей, ни идеологии: как будто они просто методично истребляли население магической и маггловской Британии, когда люди отказывались войти в дом, не ответив на контрольный вопрос и не задав свои, когда страшно верить даже собственному отражению в зеркале, когда круглые сутки после имен и фамилий слышишь "жестоко убит", когда приходится смотреть в глаза магглам, дети которых без вести пропали, скрываясь в лесах от егерей. Думаете, они спокойно возвращаются домой, ужинают, играют с детьми, целуют жён и читают газеты, смеются и ходят в гости к друзьям?! Как бы не так.
Для начала, у большей части сотрудников аврората своей семьи не было никогда: не женаты и не замужем, о чём теперь и жалеть-то... с одной стороны, не смогут шантажировать, но ведь и защитить тоже будет некому. Никогда нельзя было угадать, за кем придут в следующий раз. Амелия, Амелия Боунс, глава Отдела Магического Правопорядка, её брата много лет назад убили вместе со всей его семьёй, а недавно... говорят, Тот-Кого-Нельзя-Называть расправился с ней лично. Она не заслужила, она всю жизнь делала всё, чтобы и волшебники, и магглы могли выходить на улицу, не боясь не вернуться назад, она не отправляла собственных детей в Азкабан как Барти Крауч старший: не потому, что у неё их никогда не было, а просто... просто эта женщина умела делать выбор и точно не должна была погибнуть. 
И потом, разве вынесет нормальный человек таких огромных нагрузок, когда целыми неделями не удаётся прилечь больше чем на несколько часов? Не вынесет, особенно когда ему приходится смотреть на замученных до смерти магглов, замученных просто от скуки и ради развлечения. Всё это уже давно осточертело, это невозможно было терпеть долго: когда отвечаешь за столько жизней и не можешь защитить никого, никого: даже самого себе.
Нет, эти люди возвращались домой, и руки их тянулись к бутылкам огневиски, стоящих в шкафах, буфетах, на столах или возле дивана, на прикроватном столике или в ванной возле зеркал.

А Маркус не был исключением. Конечно, он держался намного дольше других и сейчас пил в разы меньше их, но... с исчезновением Марины всё в нём как будто сломалось, он больше не верил. Знал, что права сдаваться нет, но не верил. Не предавал и не верил, сражался и не верил — чудо, что Морган всё ещё был жив, потому что жить ему не очень-то и хотелось, он бы не очень расстроился, получив в грудь сразу несколько оглушающих заклинаний или сразу зелёный луч, который бы прекратил его страдания. Разумеется, мужчина о самоубийстве и думать не смел, но уже давно не понимал, зачем живёт.
Он подозревал, что письмо от Марины не было искренним, он не мог поверить в то, что она кого-то другого нашла себе, а потому пытался её найти и часто думал, что, должно быть, она попала к Пожирателям и... Нет, слишком страшно представлять, что они могли сделать с ней. С другой стороны, просто так её ловить им зачем? Они могли шантажировать Маркуса, Вольфгана, но не делали этого. Визмоффу, кажется, приходили какие-то письма от сестры, но Маркус не знал о них практически ничего.
Раз. Огневиски обожгло горло.
Два. Тепло разлилось по всему телу.
Три. Перед глазами возникли несколько ярких пятен.
Четыре. Моргана затошнило: он, кажется, пил на голодный желудок.
Пять. Закружилась голова.
Шесть. Раздался стук в дверь.
Не Пожиратели, они бы вынесли дверь. - пронеслось у мужчины в голове, пока он умывался холодной водой. Да, он выпивал, чтобы снять напряжение, но выглядеть как алкоголик не собирался. Он был сильнее, чем сам мог представить себе, но и его выдержке иногда приходил конец — как сейчас. Может, Вольфган? Нет, он бы из камина вышел. - Маркус кинул взгляд на камин, как будто думал, что Визмофф мог выйти из камина, спуститься вниз и начать барабанить в дверь со стороны улицы.
-Кто там? - хрипло спросил волшебник, доставая из кармана волшебную палочку, сейчас опасно встречать гостей без неё.

Когда Марина исчезла, Маркус едва ли не сошёл с ума: когда они с Вольфом искали её и не находили, когда он сошёлся с девушкой из Министерства, когда ему снились кошмары, где его Любимая была в плену у Пожирателей Смерти. Думаете, Морган хоть на секунду переставал ждать её? Он всегда был сильнее, сильнее самого себя и сильнее желания своего организма хотя бы попытаться забыть о ней как о давнем отравлении, чтобы жить дальше, чтобы не было так больно. Значит, во что-то Маркус всё-таки верил, раз не переставал надеяться, что Марина вернётся. Он не воображал, что она вдруг бросится ему на шею, он никогда не говорил вслух, что стал бы делать, появись эта девушка снова у него перед глазами — на самом деле, не во сне, не в кошмарном бреду после нескольких бутылок огневиски. Маркус не признавался в этом себе, но всё же боялся этой их встречи, что он скажет ей, что почувствует...
Впрочем, это не он бросил её, не он внезапно будто бы в воздухе растворился.
Противно, мерзко, отвратительно, что произошло, почему она обрекла его на эти страдания, за что? Маркус не желал понимать, как невеста могла так поступить с ним, все мысли о ней аврор топил в огневиски, после которого ужасно раскалывалась голова, после которого тошнило и выворачивало наизнанку. Та девушка пожалела его, а он... ужасно поступил с ней, пытаясь использовать её как наркотик, под действием которого можно будет забыть Марину.
Он не зависел от неё, он по-настоящему её любил, это чувство было сильнее всего, и никакой помогавшей ему девушке было не по силам это изменить: может быть, она прекрасно это понимала. Может быть, Морган тогда был таким эгоистом, что почти ни о чём её не спрашивал и сейчас временами почти ненавидел себя за это. Но, потом это, как и всё остальное переставало иметь значение: нужно было воевать с Пожирателями Смерти, чтобы они перестали наконец мучить людей и убивать их просто от того, что заняться в их огромных поместьях больше нечем.
Нужно остановить это зло, отвлечься от личных проблем, попытаться забыть о ней, не вспоминать запаха волос, прикосновений и взгляда. Теперь он отвечал перед собой за каждое "я не смогу жить без тебя", сказанное когда-то Марине, за каждую клятву в вечной любви, пусть и немую — ему было невероятно тяжело и потом он не сможет вообразить, что помогло ему тогда не сойти с ума и отличать реальность от снов и... кажется, у него несколько раз были галлюцинации, он разбивал руки о стены, стекло и зеркала, потом долго смывая кровь с рукавов одежды вспоминал, что его жизнь почему-то ещё не закончилась.
Ради чего-то он жил, ради чего-то ждал Её.

И вот, дождался. С первых слов Маркус понял, кто стоит за дверью: он почти год не слышал этого голоса, но никогда в жизни не перепутает его ни с каким другим. Любимый голос заставил его буквально распахнуть дверь. Кровь прилила к вискам, всё вокруг виделось нечётким, размытым, будто бы сквозь стену воды. Наверное, на улице шёл дождь... снег? Маркус не понимал, какое сейчас время года, забыл, какой день недели, и что вообще в мире происходит.
Ему не хотелось выглядеть перед ней отвратительно? Нет, ему было всё равно.
Он никогда не обижался на неё, но теперь не мог этого не сделать. Она предала его, несомненно предала, но почему, ради кого? Видимо, оно того не стоило, но об этом Морган подумает потом, когда останется один, а он обязательно останется, потому что прощать... разве он прощал кого-нибудь? Не за то, что наступили на ногу или немного порвали пергамент, а за что-то действительно серьёзное, важное, жизненное, настоящее. Не прощал осознанно, хотя со временем переставал злиться: так было в случае с отцом, с Розой, которая, может, убьёт при встрече родную сестру Дакоту, с Томасом, но они ведь были и оставались Морганами, его семьёй. Впрочем, Марина тоже почти стала его женой и, глупо было спорить с тем, что он любит её.
Впрочем, говорить ей об этом мужчина не собирался, пусть и не хотел прогонять: ему нужна была какая-то определённость, ответы на вопросы, которые преследовали его целый год, не давая покоя. А что до внешнего вида... Да его коллеги выглядели не лучше, а ведь ни у кого из них невеста по собственной воле не исчезала! Впрочем, они с трудом могли справиться и с тем, что творилось в их жизни: Маркус был сильнее, сдержаннее — он мог пережить всё, кроме... нет, это он тоже переживёт, теперь он просто не позволит себе сломаться.

-Я помню, спасибо. - сарказм, равнодушие, безразличие, что? Ничего, в голосе не было эмоций, холодности, презрения или раздражения — он был совершенно бесцветным, почти как призрак, почти как сам Маркус. Аврор отошёл в сторону, чтобы впустить Марину, не разговаривать же через порог с открытой дверью, чтобы Пожирателям было удобнее стрелять по ним.
Если бы Морган лучше различал предметы, он бы мог заметить, что Марина выглядела не намного лучше, чем он сам. Она смотрела на него, а что он мог сказать Ей после всего, что произошло?
Но, что произошло, кроме её исчезновения? В их общей жизни больше не было ничего, она этим закончилась, но Морган всё ещё этого не понимал, всё ещё беспокойно перебирал в руках списки пропавших, надеясь не увидеть там Её имени. Не находя Марины там, мужчина успокаивался на некоторое время, часто всего на несколько минут и почти никогда надолго. Нужна, как воздух нужна. - чей голос постоянно произносил эту фразу в его голове? Маркус не понимал, не желал думать об этом, слишком больно, незачем мучить себя, не зачем изматывать себя просто так, бесполезно исчезать. Он ещё нужен Ордену, и пока Маркус жив, у него нет возможности жалеть себя, нет возможности думать только о пропавшей невесте.
Не знает, зачем пришла.
-Кому надо, Марина? - сдавленный шёпот, он никогда не говорил так, никогда не чувствовал себя настолько раздавленным и уничтоженным одним только поступком женщины и несколькими её словами. И вообще ничем, раньше его ничто так не задевало, а потому Марк и представить себе не мог, что ему теперь делать, как вести с этой чужой и бесконечно родной Мариной. Он врал самому себе и понимал, что не верит, хотел соврать ей и понимал, что никогда не поверит и она. -Войди. - Морган больше не мог смотреть на неё и, пошатываясь, стал снова подниматься по лестнице. Маркус был не против упасть и разбить себе голову, только бы не понимать, что происходит с ним и ничего не чувствовать, не смотреть на Неё.
Он знал, что она пойдёт за ним и не стал закрывать за собой дверь: он знал, что не может делать вид, будто бы её нет, но как будто бы очень старался — для себя.
Но... она ведь вернулась, вернулась зачем-то.
Маркус не мог считать её чужой в своём доме, а потому и не подумал предложить ей присесть. В его голове не было мысли "сама догадается", он вообще ни о чём старался не думать, в голове было пусто, к тому же она ужасно раскалывалась, а перед глазами всё ещё были размытые контуры Марининого лица.

У её имени всегда был необычный вкус, а сейчас Моргана даже в жар бросило, когда в его мозг ворвался звук, звук его собственного голоса. Марина.
Сколько дней ночей он искал её, сколько времени в пьяном бреду видел? Сколько было можно так смотреть на её фотографию, что глаза слезились, почти вылезали из орбит и наконец закрывались, когда мужчина больше не мог выносить одиночество, к которому он не был готов, в которое он не мог поверить. Если бы она погибла, Маркус бы не надеялся и, возможно, вскоре отправился бы за ней... Нет, он не успел дать ей это обещание в церкви, под взглядом священника в белом одеянии, под взглядом своего лучшего друга и её родного брата. Это бы ничего не изменило, потому что она ушла.
Ушла, ушла, ушла... - бесконечно звенело в его голове, когда он переступал через обломки дома, в котором побывали Пожиратели Смерти, когда он готов был от злости на неё и себя разорвать все отчёты, лежавшие на его столе. Морган не привык не понимать, но именно это с ним и случилось теперь: почему она ушла, почему она оставила его, что он сделал не так, неужели кто-то мог быть для неё лучше? Видимо, не мог, раз она вернулась, и будь Маркус способен на здоровые рассуждения, он бы понял, зная Марину, что просто так назад бы она не вернулась. Но он не был способен связать и двух слов, а в голове как будто огнедышащие драконы метались — не мысли, они были сожжены и будто бы навсегда уничтожены. Бред наяву, явный бред: какая разница?
Вернулась, зачем вернулась, чтобы снова уйти или навсегда остаться — этого аврор разбирать сейчас не желал, потому что и желаний у него никаких не было, он будто бы впал в состояние, когда души нет, а тело зачем-то ещё существует. Может быть, это похоже на состояние "хуже, чем мёртв", когда поцеловал дементор, но... -Нет, невозможно. - нельзя было думать о смерти, нельзя было бросаться под зелёные лучи только потому, что любимая женщина вдруг растворилась в пространстве, он должен быть сильнее этого, он должен вычеркнуть её из своей жизни, из своей души, отвлечься и перестать видеть во сне контуры её лица, а в тишине будто бы слышать шелест её платья и звук шагов.
Марина, всё же странный вкус у этого имени: как будто отравился любимым вином. Маркус не понимал, что происходит и был действительно близок к истерическому смеху и тем хуже, что и состояния своего он не осознавал, так как... с ним такого никогда не происходило. Аврор знал, чувствовал, что не умрёт и переживёт это, но зачем, есть ли смысл, зачем? Голова раскалывалась, пространство представлялось неправильной формы тем больше, чем больше он смотрел на неё.
Но мне не стыдно смотреть ей в глаза. - его душил внутренний жар, но лоб был холодным. Маркус поднимался по лестнице и, сам не понимая почему, до сих пор не скатился вниз и не сломал шею.
Марина, Марина. Совершенно не английское имя, откуда оно взялось? Маркус всё больше впадал в беспамятство потому, что не хотел осознавать происходящее и говорить с ней. Что она скажет, зачем это говорить, кому станет легче? Всё кончено, она сама всё перечеркнула. Перечеркнула красными чернилами, но не вырвала. Как Амбридж, собиравшая фотографии убитых ею сильных волшебников — не ею лично, но с её порой совсем не молчаливого и вовсе не равнодушного согласия.
Нет, нужно было поговорить с ней, ей что-то... Нет, Маркус ведь не справочное бюро, к которому обращаются только когда что-нибудь надо. Он не умел прощать, он никогда не пробовал и сейчас не собирался, потому что слишком долго выносил это мрачное, тёмное непонимание, за что ему это.
Не задавать вопросов, не требовать ответов, ничего не требовать от неё, потому что она не должна, и сам Морган ничего не должен. Всё в прошлом, остались только режущие душу воспоминания, болезнь, которая всю жизнь преследовать будет и никогда не оставит потому, что он так и не разобрался. -Нет. - пусть считает ответом, но Морган не с ней, а с собой разговаривал, стараясь не дать себе потерять сознание, заставить себя повернуться и сказать, но что говорить?
Пусть сама объясняет, она же придумала исчезнуть и заставить его пережить столько мучительных дней, когда не хотелось совершенно ничего, когда все стёкла в доме были выбиты, а рамы перепачканы кровью. И мужчина не понимал тогда, зачем его всё время спасали, чтобы он снова открывал огневиски и пил его?
Точно, огневиски. Выпить, забыть, провалиться в сон, не нужно ничего, хватит страшных снов и диких картин бессознательного состояния, которые не были ни галлюцинациями, ни снами и даже не видениями. Это было начало сумасшествия, и он не хотел с ним справляться, пусть и знал, что должен. Себе, Ордену.
Орден, нужно уничтожать Пожирателей, нужно ловить их, пока они не добрались до Хогвартса и до Гарри Поттера — их нужно остановить. Потом можно делать всё, даже умирать, если всё ещё не будет того, ради чего жить всё-таки стоит не только во время войны, но и всегда.
Людям нужен воздух, а для Маркуса Марина была его олицетворением, жизненно необходимая, а сейчас холодная и как будто бы режущая изнутри.

Огневиски. Стакан. Она не успеет. Перед глазами снова пятна, в голове теперь туман. -Мари-и-ина. - как будто снова пробуя на вкус и удивляясь собственной реакции, бесцветным, глухим и хриплым голосом сказал Марк, глядя через стакан на закрытое шторами окно. Тяжёлыми, непрозрачными и ужасно пыльными портьерами, в которые хотелось завернуться, чтобы не видеть ничего: ни себя, ни её.

Не разговаривать, не слышать и не видеть, она была слишком близко, но почему-то предпочла находиться сейчас не только здесь, но и где-то далеко: там, откуда уже не возвращаются, как призрак. Настоящая? Настоящая. -Но зачем? - резко развернулся, стакан выпал из рук и разлетелся осколками по всей комнате. Как его сердце, как его душа.
Когда Морган придёт в себя, он не захочет, чтобы она видела, как ему плохо без него. Может, ему даже отомстить ей захочется, встряхнуть её как следует, заставить говорить, всё время говорить что-то... Не сейчас, сейчас Маркусу было всё равно, как он выглядит и что говорит. -Зачем ты пришла, зачем, Марина? - тихий, полубезумный шёпот пронзил повисшую тишину и разбился о стены и тяжёлую дверь кабинета, о кожаный диван, на котором он сидел, положив голову на стену, чтобы шея под тяжестью её не сломалась. -Столько времени тебе же не было этого нужно. - проблеск сознания в глазах, мужчина смерил бывшую невесту презрительным взглядом. С ней он хотел прожить жизнь, вырастить детей? Не знаю. - снова непонимание, снова непонятные слова.
Ей придётся рассказать ему всё, если она захочет остаться.
Но Маркус не желал слушать её голос, он как будто звучал из другого мира, из-за какой-то черты, которую он не мог переступить.
Как голос в голове. Неужели она была здесь, была на самом деле?
Слабость, головная боль — алкогольное отравление, нельзя было столько пить, но Моргану давно уже не было интересно собственное здоровья, изматывающая тело и душу работа совсем не оставляла для этого времени, жестокость стала такой же обычной как небо и солнце над головой, как когда-то эта девушка, которая... нет, он не признается, что она была и останется частью его души: той частью, с которой расставаться нет желания, нет сил.

В голове одни дикие воспоминания сменялись другими, появление пропавшей, казалось, так давно, Марины, как будто запустило страшный механизм, когда всё произошедшее, когда-то залитое огневиски или выветренное пронзающими английскими ветрами, обрушилось на Маркуса сильнейшим потоком, он как будто бы снова, за одну секунду, пережил все страшные события, свидетелем которой он был... Он был, а Марины не было рядом, она тогда исчезла, и куда деваться Морган не знал — осознавать это снова было страшно, мучительно, это должно было прекратиться. -Bombarda! - тихий шёпот, из палочки вылетает заклинание, в стену, что-то разбилось, не важно, это можно исправить.
Нет ничего непоправимого, кроме смерти. Не вернуть Альбуса Дамблдора, не вернуть Амелию Боунс, не вернуть магглов, имён которых Маркус не разбирал... но ведь Марина не убивала никого? Никого, и правда, Морган был ещё жив и даже почти здоров, он же не маггл, чтобы умирать от того, что с горя выпил больше, чем нужно. Не убивала, но что это сейчас изменит? Она растоптала, уничтожила доверие к себе, и почему поступила так — тоже не казалось сейчас Моргану важным, он просто не мог, впервые не мог рассуждать с тем хладнокровием, за которое его всегда ценили. Нет, он не впадал в панику — мужчина вообще ни на что способен не был, даже не видел ничего настолько отчётливо, чтобы сказать, какой оно формы и цвета. Только её лицо перед глазами: не испуганное, а то, которое он видел в прошлое Рождество, они провели его вместе... Нет, слишком больно вспоминать, но остановиться аврор не мог, его мысли отказывались подчиняться и картина счастливого праздника вдруг превратилась в картину последствий жестокой расправы над магглами в Лондоне, когда Маркусу пришлось вспомнить о своём увлечении медициной: жертв было много, и целители не успевали помогать всем, а некоторые люди истекали кровью и ждать не могли. В тот день Марк понял, что ему есть для чего жить, он спас несколько десятков людей, и этот день стал финальным аккордом страшной глубокой депрессии, которая пришла после страха, что с Мариной что-то случилось.
Ничего не случилось, это было видно по глазам её: не было никакого заклинания Империус, не было похищений, она действительно ушла сама. Не сказав ни слова, это же так... не похоже на неё. Рука сама опустилась в карман мантии, сжала бусы, которые Маркус носил с собой уже давно — бусы, подаренные Марине на прошлое Рождество, она почему-то оставила их. Ты всё ещё помнишь, какая она. Нет, не так, ты всегда будешь помнить. - аврор был честен с собой, но это было ещё противнее, чем чувствовать себя настолько раздавленным, уничтоженным: это не было ранениями, полученными в бою со смертью и разрушениями. Да, до этого дня Марк и предположить не мог, что эта девушка... Нет, девушка не способна на такое. Эта женщина, она имела над ним власть, она значила для него больше, чем Морган мог представить, она как будто бы впиталась в его душу, в его сердце. Была так близко... Близко, рядом, живая, важно, нужно ли что-то ещё? Не нужно было уходить, ни сказав и слова. Как будто я не смог бы понять её. - может, не смог бы, но... слишком сложно было простить ей своё беспокойство, в котором он едва не задохнулся.
Особенно то, что охватило его в первые дни — до того, как пришло письмо, что только Маркус себе не воображал, любой маггловский режиссёр готов был бы за эти фантазии миллионы заплатить, чтобы сделать сюжетом для своего кино. Впрочем, чего понимали в жизни волшебников эти магглы... Хорошо, писатели магического мира тоже с удовольствием использовали бы его переживания как основу для своих книг, а уж Рита Скитер точно не упустила бы шанс и написала бы несколько тысяч страниц — фолиант под названием "Вторая Магическая глазами аврора, страдающего от любви". Удивительно, что мужчина тогда не перевернул всё Министерство Магии: он уже не помнил, кто его тогда остановил, Вольф ведь тоже ничего не знал...
Невозможно, хватит над собой издеваться! - голова раскалывалась, а голос звучал громко, как будто кричал кто-то совсем рядом. Морган встряхнул головой, теперь зрение было почти нормальным, обычным, резким, а взгляд был сосредоточен на говорившей что-то Марине.

Близко, близко, слишком близко, слишком настоящая. Маркус медленно, не отрывая от Марины взгляда, подошёл к ней, как будто засомневался в том, что она действительно пришла, что он на самом деле видит. Скучал, словами не передать как скучал, как душило его отсутствие бывшей невесты. Бывшей? Они даже не расставались, но уже не были вместе.
-Ты... ты... - провёл рукой по щеке, по шее: прикосновение словно обожгло его, вытащило из безумства, в которое предпочло провалиться его сознание. Мир вокруг резко стал слишком реальным, холодным, мужчину словно отбросило, наверняка и Марина отлетела на несколько метров, хотя он и не думал ударить её. -Марина! - как будто последний крик, как будто сейчас он перестанет дышать. В глазах потемнело, аврор наступил на осколок стакана, посмотрел под ноги... Нет, всё это и правда со мной происходит. - мужчина поднял голову, отбросив волосы назад, широкими шагами приблизился к женщине, довольно грубо обхватил руками за талию, оторвал от пола и, тяжело дыша, прижал её к стене, не особенно заботясь о том, чтобы она не ударилась. -Где ты была, где?! - теперь Маркус разозлился, теперь он мог наконец избавиться от всего, что мучило его столько времени. У неё нет выбора, ей придётся рассказать ему всё.

Отредактировано Markus Morgan (2012-02-05 22:27:43)

Просит его о чём-то, да какое право имела она? Да такое, что Морган дышать не мог, потому что запах волос Марины вскружил ему голову, он снова готов был провалиться в беспамятство, обезуметь и ничего не помнить, только бы чувствовать, что она рядом. Маркус был зол на неё, зол за то, что она оставила его, что лишила его жизнь ярких красок, которые теперь резали глаза так, что радоваться им было невозможно. Её присутствие резало, но отпустить было не всего силах, и вот Маркус уже не к стене, а к себе её прижимает, одной рукой обнимая за талию, а другой держит её голову, чтобы она не могла отвести от него взгляд своих прекрасных, таких когда-то обычных, бесконечно и невообразимо необходимых, почти своих собственных глаз...
Полных слёз?
Ей больно, а ему? Он мучился весь этот год, не находил себе места и засыпал часто только под утро, когда его мозг уже не мог больше работать, когда голос пропадал, уставая вызванивать её имя. -Марина, Марина, Марина... - он тяжело, прерывисто дышал, прикрыв глаза как будто от режущего глаза света, губами прикасаясь к прядям её волос. Он так давно не видел её, не прикасался к её нежной коже, так давно не... Сейчас он уже целовал её, сам не понимая себя, не помня, что делает, внезапно губы переместились на шею, внезапно Маркус вдруг понял, что с ним происходит, почти взвыл, сжал зубы и оставил на шее едва заметный след. Нет, он не будет просить прощения за эту боль, сейчас не будет, и это вовсе не месть, это попытка как будто бы догнать упущенное время, проведённое в одиночестве, неужели это и называется единое целое? Уже нет, разве Маркус сможет жить с ней, смотреть ей в глаза, не вспоминая этого ужасного водоворота мучений.
Опустив Марину на пол, Маркус вытер лицо рукавом мантии, развернулся к ней снова и надавил ей на плечи, буквально обрушив её на диван — мягкий, вряд ли она смогла бы удариться — отбросив в сторону палочку, Маркус не удержал равновесия и рухнул сверху сам: её аврор не придавил только потому, что сумел вовремя опереться на руки, он снова смотрел ей в глаза, её лицо и дыхание были так близко... Его как будто бы ударяло током, напряжение возрастало: слишком много выпил, чтобы сдерживаться, но слишком мало, чтобы забыть самого себя и позволить огневиски им править.
-Прости?! За что простить? Ты, знаешь? Ты знаешь, сколько раз я представлял, как эта проклятые Пожиратели убивают тебя только из-за того, что я вообразить не могу, как и где найти тебя, сколько я ночей не спал, а ты... ты в это время нашла какого-то... - противно, слишком противно. -И вернулась, зачем ты вернулась, посмотреть, сумела ли ты свести меня с ума, всё ли ещё я помню твоё имя? - Маркус с трудом поднялся, отошёл к окну и сжал в руке одну из штор. -Да, к сожалению, я никогда не смогу тебя забыть. А знаешь, почему, Марина? - голос звучал безумно, а сам мужчина напоминал сумасшедшего маньяка.
-Потому что я люблю тебя! - дикий крик, мужчина развернулся, разжимая ладонь и гневно глядя в сторону девушки. -А ты... я верил тебе, ты... ты предала меня, Марина, предала Вольфгана, предала себя саму, ради кого? Ну же, я с удовольствием сверну ему шею. - он снова подошёл к ней, сел рядом, взяв её лицо в свои ладони.
-Какого дьявола, Марина, какого дьявола произошло с тобой? - его руки дрожали, но голос был уверенным. Теперь он точно знал, что ему интересно всё, что происходило с Его невестой, с Его женщиной, ради которой он бы умер, если бы было нужно... Он до сих пор жизнь готов был ради неё отдать, и стирал следы слёз пальцами с лица, ненавидя себя за то, что он просто без неё не может.

Разобраться в собственных чувствах Маркус никак не мог, в голове всё перемешивалось, отдаваясь глухими ударами сердца — он не мог понять себя, а это злило его ещё больше, злило и расстраивало. Кажется, пьяная истерика ещё не закончилась, но он соображал уже яснее, и никакие проявления агрессии не оборачивались разрушающими заклинаниями: аврор стал менее опасен для того, что окружало его, но не для себя самого — он сам сказать не в силах был, что дальше, через секунду уже сделает. Страшное, жуткое и будто бы бесконечное торжество подсознания, которое мужчина столько лет не выпускал, к которому прислушивался только во снах.
Конечно, он был зол и обижен, его раздирала ревность, его самолюбие было сильно задето: Марина, Его Марина, которую он пусть и не считал своей собственностью, но не очень-то сейчас был от этого далёк, она нашла кого-то другого! Чем, чем он лучше Моргана? Маркус никогда не думал, что нет людей лучше него, но и такого вообразить не мог. Если женщина так внезапно сбежала, то это значит, что она нашла кого-то ещё когда была здесь, а его обманывала... Нет, вот это самые настоящие глупости, потому что тогда аврор прекрасно мог если не верить интуиции, то анализировать ситуацию, он бы точно заметил.
-Ерунда какая-то, бред.
А её трясло, что ещё больше сомнений вызывало. Ей не только стыдно, но что ещё? Теперь, когда соображать стало легче, Морган подумал, что вряд ли Марина заявилась бы к нему за тем, чтобы смеяться или чтобы злить: она ведь за столько лет прекрасно должна была запомнить, что в гневе Маркус хуже оборотня бывает, когда разум холодный, а сердце горячее. А сейчас и разум пылал так, что мужчине в какой-то момент стало страшно самому. Он не любил обманывать себя и сейчас понял, что ему Марину очень жалко, что хочется её обнять, погладить по голове, защитить от того, что так её мучает. Защитить от себя? Нет, дело не в Маркусе, это не должно удивлять её, тут что-то другое, неизвестное, страшное. И это не привычка, что Маркус как мужчина должен защищать Марину, он действительно этого хотел. Да, он любил её, и признался в этом не только себе, но и ей. Не чтобы она знала и понимала, какой он всё-таки замечательный, а потому... он любил её, не нужно больше никаких объяснений. Настоящая любовь никогда не нуждалась в комментариях.
Он прижал её к себе, гладил по спутавшимся волосам и по спине, а в его глазах были слёзы. И он не хотел, чтобы она их видела? Нет, ему было всё равно, Маркус не выдерживал противоречий, он всегда был у одной из крайностей, а между любовью, обидой и злостью его никогда так не разрывало. Морган уже хотел, но ещё не мог простить её. Марина была рядом, и отказываться от неё без всяких слов для него значило обмануть самого себя, снова заставить себя страдать, потому что если она уйдёт сейчас, то всё повторится, только сильнее.
Верил ли он, что никого не было? Да, конечно поверил — это его самолюбие так успокоило, что настроение даже поднялось немного. Правда, на все остальные вопросы Марина так и не ответила, и после этой её фразы Маркус запутался окончательно.
-И куда же ты подевалась тогда? - спокойным тоном, почти как на допросе. Он не хотел смотреть на неё, он вообще не хотел ничего видеть, в его голове никогда не было столько разных мыслей, каждая из которых была опровержением предыдущей.
-К кому же ты ушла, Марина? Где-то столько времени пропадала и... почему ты соврала мне в письме? - да, теперь это задело его самолюбие. -Такое чувство, будто ты сама не понимаешь, что наделала. - честно признался Морган, отпуская Марину и поднимаясь с дивана, роняя бутылку огневиски.
-Чего ты хочешь теперь? Скажи честно, не надо думать, на что ты право имеешь. Давай, скажи, хочешь, чтобы я простил тебя и всё было как тогда? Как тогда уже не будет. - если Марина внимательно слушала его, то заметила, что слов "не прощу" Маркус не произнёс. Не было никакой пользы от вранья самому себе. Этой женщине он был готов дать клятву верности совершенно искренне, а там были слова, что и в горе, и в радости.
Но он хотел знать, что же произошло, что же заставило его так страдать? -Я чуть с ума не сошёл. - мужчина плюхнулся на диван и закрыл лицо руками, вытирая слёзы. Рассказывать про сны и про почти галлюцинации он не стал, ей и так было уже, кажется, понятно, до чего она довела его.
Ему вовсе уже не хотелось делать ей больно, Маркус постепенно успокаивался и приходил в давно забытое состояние, за которое можно было почти что угодно Марине простить. Состояние уверенности, что за твоей спиной есть человек, который тебя поддерживает... - он глубоко вдохнул, наслаждаясь наконец тем, что ему больше не хочется пить отвратительное огневиски.

Несмотря на злость, непонимание и обиду, Маркус в присутствии Марины снова становился самим собой. Он не простил её, но уже почти надеялся, что когда-нибудь сможет это сделать, что душа не будет противиться. Простить такое ему будет не легко, и в том, что  Морган всё же сделает это, полной уверенности не было. Собственная непредсказуемость его раздражала, но мужчина уже соображал гораздо лучше и, хоть огневиски от него ещё пахло.
-Ты серьёзно? - переспросил Маркус, полушутливо поднимая правую бровь. -Нет, ты серьёзно считаешь, что я мог бы сделать предложение той, которая может быть мне противна? Что бы ты ни сделала, Марина. Ты ведь знаешь, я не люблю врать себе и другим. - поднявшись с дивана, сделав несколько шагов и оглянувшись аврор продолжил: -И, честно говоря, я не думаю, что об этом не следует говорить. Хотя я всё же решительно не понимаю, какая тварь тебя укусила. - Маркус не шутил, он и представить себе не мог, почему она оставила его, почему написала неправду, зачем? Как будто хотела его освободить, что за глупости?
Марина закрывала уши руками, вскакивала с дивана и что-то кричала. Сначала он смотрел на неё, но не наслаждался её метаниями: мужчина на некоторое время снова выпал из реальности, погрузился в собственные размышления о том, как же он любит Её. Кажется, она сама ненавидела себя за то, что сделала, и, может быть, не понимала даже, почему. Маркус поднялся, сгрёб Марину в охапку и снова усадил на диван, на этот раз аккуратнее, чтобы она головой не ударилась.
-Успокойся сейчас же. - спокойно сказал он. -Давай я буду сам решать, что я должен? Мне всегда казалось, что мужчина из нас двоих я. Ты думала, я убью тебя? Марина, очнись ты наконец, кто из нас пьёт уже... - не важно сколько, да и мужчина вряд ли помнил, когда понял, что мир без Неё слишком невыносим.
Она стала его целовать, Маркус обнял её за талию, прижимал к себе и понимал, что без Неё просто не может. Нет, они с этим справятся, обязательно справятся, у них выбора не было: они друг без друга не могут. С трудом сдержав порыв запустить руку под свитер Марины, Морган погладил её по голове и поцеловал в висок.
-А теперь ты меня послушай. - Маркус разжал руки, чтобы встретиться с ней взглядом. -Ничего я не понимаю в том, что ты наделала, и что с тобой произошло. Не хочешь рассказывать всё — не говори, но скажи, где ты была, не в Косой переулок же ты целый год за новой мантией ходила. - он говорил совершенно серьёзно. -Марина, ты думаешь, когда я делал тебе предложение, я представлял, что может такое случиться? Не представлял. - ответ её для Маркуса важным не был, а потому он не давал ей возможности вставить хотя бы несколько слов. -Вот только ты забываешь о том, что я, тем не менее, хорошо подумал. Найти кого-то, ты представляешь это себе? Я не смог. - Маркус резко замолчал, после чего снова поцеловал Марину в висок и поднялся с дивана.

Терпения у Маркуса за последний год поубавилось, а потому выносить упрямство Марины бесконечно выносить он не смог бы. Да, он был в глубине души рад, что она всё-таки вернулась, но простить её всё же что-то мешало. И он прекрасно знал, что спокойствие его ранит во много раз сильнее, чем крики и пощёчины. Хотел ли он сделать ей больно? Морган не мог бы ответить на этот вопрос однозначно, потому как Марину действительно любил, но злость и обида за столько долгое и странное, ничем не объяснимое отсутствие пожирало его изнутри.
-Ты забыла прислать мне сценарий с последовательностью моих действий, в таком случае. Я не собираюсь врать тебе и говорить, что не изменилось ничего, но пойми ты уже, что... А, Мерлин с тобой. - почему-то ему резко расхотелось говорить о своей любви, потому что слышать его Марина не собиралась совершенно, она упивалась собственным горем, а ведь он, как показалось ему, гораздо дольше страдал, страдал до сих пор, потому что смотреть на невесту было невыносимо: она как будто сходила с ума, и Маркус не мог ничего с этим поделать. Как будто она хотела не оставить мужчине выбора, хотела чтобы Маркус разозлился и ударил её, но он не сделает этого, потому что удары — может быть и логично, не в стиле Маркуса, да и вряд ли они действительно дадут Марине понять, что она натворила. Вернее, даже не понять, а почувствовать, как невозможно было остаться вдруг без неё.
-Ты нужна мне, Марина, нужна. Конечно, это гораздо больнее, но ты нужна. - Маркус усмехнулся, снова наблюдая за метаниями женщины по его кабинету. Она кричала, что он говорит с ней как с умственно отсталой, а мужчина спокойно наблюдал за ней и слушал её возмущённые слова, полные злости на саму себя. Впрочем, терпению его начинал приходить конец, огневиски и столько времени, проведённого в удушающем и мучительном одиночестве бесследно не проходят.
-А ну замолчи. - довольно громко сказал Маркус. -Не веди себя как ребёнок — нормально буду разговаривать. И то что сейчас не выбросил тебя в окно вовсе не значит, что я собираюсь слушать твои претензии в подобном стиле. - Морган поднял волшебную палочку и через несколько секунд уже вылечил рану на губе Марины. -Хватит устраивать истерики, детство закончилось лет десять назад. - спокойно добавил мужчина, заклинанием починив стакан и поставив его на стол.
-Зачем мне знать? - теперь он действительно почти кричал, но быстро взял себя в руки. -Может, потому что я половину Англии перевернул, пытаясь найти тебя? Может, потому, что мы с Вольфом весь Орден на уши подняли, чтобы тебя найти? Нет? Хм, тогда действительно, не за чем. - картинно взмахнув руками, Морган продолжил. -Спокойно? Хочешь сказать, я нарушал твоё душевное равновесие? - он действительно удивился, ведь тишину обычно нарушала Марина.
-Да заболела ты что ли, в самом деле. - Маркус искренне перестал понимать, что с ней происходит. -Ты не верила, что я люблю тебя, поэтому сбежала? - звучало как-то странно, и когда Морган поднял голову, Она уже спускалась по лестнице.
-Ну уж нет. - догнал он её довольно быстро, после чего снова прижал её к стене, но уже просто упираясь руками по обе стороны головы Марины. -Прекрати, пожалуйста. Марина, послушай: нравится тебе это или нет, но ты же пришла сюда зачем-то... Да, я люблю тебя, если для тебя это новость, со всем, что к тебе прилагается. И, да, я когда-нибудь прощу тебя. Уходи, если хочешь. - он вытащил бусы, положил её в правую ладонь, на несколько секунд задержал взгляд на её лице, отпустил и, поднявшись наверх, закрыл за собой дверь.